Егорка блеснул живыми глазами на раненого, кивнул головой и шмыгнул за дверь.
Старушка повздыхала, стряхнула с лучины нагоревший уголек и, погладив притихшую девочку по голове, склонилась над раненым.
— Эва, как, окаянные, изувечили… А какой молодой да красивый… И чем-то на моего Петюшку похожий… — вспомнила она сына, погибшего на германском фронте. — Ах, сынок, сынок! Поди, и по тебе мать тоскует. Сердце материнское, оно, ох, как чует все… Что же я, старая, ничего не подложила ему? Постой, уж не помер ли? — Старушка всполошилась, схватила зипун и, свернув, подложила под голову раненому.
Тот глубоко вздохнул.
Дверь отворилась. В хату поспешно вошла миловидная девушка в засыпанном снегом коротеньком полушубке.
— Что с вами, Иовна? — широко раскрывая серые глаза, с некоторым недоумением певуче спросила она.
— Ничего, ничего, Катенька. Вот погляди, — Иовна показала на лавку. — Егорушка, иди глянь, чтобы кто не зашел.
Катя подошла, заглянула в лицо раненого, вскрикнула и даже попятилась. На ее лице появилось выражение ужаса, брови взлетели, маленький рот приоткрылся.
— Господи, да как вы сюда попали?! Ведь вас расстреляли!
Бахтуров раскрыл глаза и снова закрыл их. Катя растерянно оглянулась.
— Бабушка, как он попал к вам? — часто моргая, спросила она.
— Зашел, напился воды да вот упал на лавку… А ты неж знаешь его?
— Я на площади была. Видела, как его повели на расстрел. Он приезжий из Ростова…
— Начальник, что ли, какой?..
Но Катя уже не слушала ее. Она быстро сняла полушубок, раскутала шаль с головы и, подоткнув под косынку черные вьющиеся волосы, попросила горячей воды.
Ран у Бахтурова не оказалось, но он был жестоко избит. Голова, грудь и спина были покрыты кровавыми ссадинами. Катя умело накладывала повязки. Бахтуров, очнувшись, наблюдал за ее движениями.
— Ну вот, как будто и все.
Бахтуров с благодарностью в больших карих глазах смотрел на нее.
— Спасибо, сестра, — он взял ее руку и крепко пожал.
— Мы вас на постель перенесем, — предложила она.
— Нет, нет, не нужно, — возразил Бахтуров. — Я чувствую себя хорошо. — Он присел на лавке. — Только вот не знаю, как быть с одеждой? Нельзя ли достать что-нибудь? Я возвращу…
В сенях послышался шум, и в хату вбежал Егорка, держа за рукав полушубок.
— Бабуня, солдаты! — крикнул он. — Сюда идут!
Иовна заметалась по хате, не зная, куда укрыть неожиданного гостя. Сквозь вой ветра под окнами заскрипели шаги. Бахтуров, как был, кинулся в сени, но тут же чьи-то цепкие руки схватили его.
Бахтуров с силой передернул плечами. Кто-то сорвался с него и, ударившись, ахнул. Потом его снова схватили и втащили в хату.
— А товарищ ростовский комиссар! — насмешливо сказал сотник Красавин, поднимая фонарь к лицу Бахтурова. — Оказывается, Бахтуров, чудеса еще бывают на свете, и мертвые воскресают… Ах, сукин сын! — Он тронул подбитый глаз. — Ну, за это мы еще с тобой посчитаемся, — пообещал он и снова поднял фонарь к самым глазам комиссара.
— Опустите фонарь, негодяй! — сказал Бахтуров.
— Что-о? — испуганно ахнув, сотник шарахнулся в сторону. Ему почудилась рука с пистолетом.
— Не бойтесь, это кочерга, — сказал насмешливо Бахтуров. Он показал глазами на высунувшийся из-за печи конец кочерги.
— Связать! — приказал сотник, досадуя на свое малодушие и слыша пересмех казаков.
— Живуч, гад! — сказал урядник Фролов. — А ну, руки назад! Вяжи, ребята, его!
Приказав вести Бахтурова в штаб, Красавин собрался было идти, но тут вспомнил про мальчишку. Он оставил при себе Иону Фролова, поднял фонарь, огляделся и, приметив Егорку, схватил его за ухо.
— А ты, паршивец, зачем предупреждал? — заговорил он, больно теребя Егоркино ухо. — Кто тебя посылал?
Мальчик залился отчаянным криком.
— Господин офицер, как вам не стыдно? — произнес из темного угла молодой девичий голос.
Иовна выступила вперед и схватила Егорку.
— С маленьким-то каждый справится! Ишь, связался черт с младенцем!
— Уйди, старая ведьма! — Красавин ткнул в грудь старуху и высоко поднял фонарь.
— Кто такая? — спросил он, увидя в углу стоявшую девушку.
— Так это фельдшерица тутошная, господин сотник, — угодливо подсказал Иона Фролов.
— Фельдшерица? — Красавин внимательно оглядывал девушку. — Раненому большевику помощь оказывали?.. На мобилизационном пункте были?.. Нет?.. А вы знаете, что за невыполнение приказа подлежите военно-полевому суду? Фролов, — обратился сотник к уряднику, — у нее здесь родственники есть?
— А как же, господин сотник, мать при ней, — бойко ответил урядник. — Воронежские. Прошлый год прибыли. Кудиновы фамилия.
— Очень хорошо. — Красавин с довольным видом оглядел Катю, — Так вот, барышня, у нас разговор короткий. Будете плохо работать — ваша мать пострадает. Понятно? Ну ладно, надеюсь, что мы найдем общий язык… Фролов, иди с барышней на квартиру. Пусть возьмет вещи. А потом приведи в штаб. Я отвезу ее к генералу.
Красавин бросил на девушку насмешливый взгляд и, придерживая шашку согнутой в локте рукой, вышел на улицу.
— Ну айда! — злобно сказал Иона Фролов. Он расстегнул кобуру и вынул револьвер. — Если побежишь — застрелю. Выходи!
6
Яким Сердечный чудом спасся от расстрела. После команды «пли» он упал и прикинулся мертвым. До ночи лежал под трупами. Потом выбрался, раздобыл лошадь и и без шапки, босиком примчался в хутор Казюрин. Теперь он сидел перед Буденным и рассказывал о событиях. в Платовской. Тут же, в небольшой хате с земляным полом, находились два брата Буденного, хуторской кузнец Иван Колыхайло и несколько молодых казаков.
Яким Сердечный рассказал о страшной смерти милиционера Долгополова и начальника почты, сожженных живьем, об избиении партизан. Около трёхсот человек было арестовано и заперто при станичном правлении. Казнь их назначена этой ночью на рассвете.
Буденный слушал, хмурясь, посматривал на поседевшую за один день голову товарища, а сам думал о том, как прийти на помощь захваченным.
— Так ты говоришь, Городовикова не было среди расстрелянных? — спросил он, когда Сердечный кончил свой рассказ.
— Нет. Дед Барма говорил, что под Городовиковым коня убили. А кадеты кричат: «Бери его живого! Генерал обещал награду!»
— Куда его дели?
— Не знаю.
— А Бахтуров?
— Убили его.
Буденный сокрушенно покачал головой, резкая морщинка легла меж его широких бровей, рука, лежавшая на столе, выбивала барабанную дробь.
— Кадетов?
— Да.
Яким Сердечный сказал, что офицерская рота вместе с генералами ушла обратно в зимовники, но в Платовской осталось сотни полторы с батареей.
— Помрем, а своих выручим! — произнес Буденный решительно. — Нет, не помрем, нам еще жить надо, — поправился он, — а выручить — выручим!
Яким Сердечный недоуменно посмотрел на него.
— Ас чем выручать-то, Семен Михайлович? У них, гляди, сила какая. А у нас ни людей, ни оружия!
— Вот у меня наган есть, — Буденный опустил руку на кобуру. — Тебе винтовку дам. Ну? У братьев дробовики, — он бросил быстрый взгляд на братьев. — Пойдете с нами? — Братья утвердительно кивнули головами. — Ну а ты, Колыхайло? — Буденный повернулся к сидевшему в углу хуторскому кузнецу, рослому, рябому, очень сильному, пожилому уже человеку.
— Пойду. Я дубину возьму, — твердо сказал Иван Колыхайло, переводя взгляд на свои огромные руки.
— Ну, кто еще? — Буденный вопросительно обвел глазами собравшихся. — Я ведь давно не был с вами. Почти пять лет отсутствовал. Кто еще есть подходящий на хуторе? Может, Беспалого возьмем? Он парень здоровый. Ты его хорошо знаешь, Яким?
Сердечный в ответ безнадежно махнул рукой.
— Нет, не гожий он для этакого дела. Только подведет. Он, как говорится, без винта в голове. Шалый.
— Ну раз так, то придется оставить. Кого еще?
— А мы на что? — обидчиво заговорил молодой чубатый казак, переглянувшись с товарищами. — Разве мы ненадежные какие люди?
Буденный весело посмотрел на казаков.
— А о вас и речи нет, — произнес он, похлопав по столу широкой ладонью. — Прямо сказать, знаю, что и спрашивать не надо… Ну вот, собралось нас семь человек, — заключил он. — А если по качеству будем считать, то выйдет не семь, а все семьдесят! Да неужели с такой силой мы не разобьем белогвардейскую сволочь, будь она проклята! А? Как думаете, хлопцы? Разобьем?
— Разобьем! — уверенно подхватил Иван Колыхайло.
— Семен Михайлович, я сначала не хотел говорить:
— Михаилу Ивановича тоже забрали, — прерывисто заговорил Яким Сердечный.
— Отца взяли? — Буденный нахмурился. — Что же они, и со стариками воюют? Так… так… Ну, еще поглядим, чья возьмет!
